– Первый раз вижу его таким взволнованным, – шепнула Кумари сыну. Самади отмахнулся от неё и спросил Мукеша:
– А если оставить все эти заумные вещи? Что нам делать, визирь?
– Ждать, – коротко ответил Мукеш.
– Чего ждать? – скривился Самади.
– Ждать своего часа, – пояснил Мукеш. – Царь сам готовит своё падение. Скоро в стране начнётся смута: брат восстанет на брата, сосед – на соседа. Много будет воровства, много преступлений, – и вот тогда придёт наш час. Ты и великая царица, – Мукеш поклонился Кумари, – станете олицетворением порядка, и власть сама придёт к вам в руки.
– Ждать, ждать, ждать! – раздражённо пробормотал Самади. – Сколько можно ждать!
– Он молод и нетерпелив, – сказала Кумари визирю, – но царь из него выйдет неплохой.
– Особенно, если ты будешь помогать ему, великая царица, – почтительно проговорил Мукеш.
– И ты, великий визирь, – ответила она.
Самади пробурчал что-то невнятное и отвернулся от них.
«Поклонение и хвала Ему не останутся невознаграждёнными; и если поднесён даже один цветок, то и это влечёт за собой награду, называемую раем и конечным освобождением», – так было написано над входом в пещеру. Когда-то в ней провёл несколько дней сам Будда, предаваясь возвышенному созерцанию. С тех пор люди, верящие в его учение, приходили сюда, поодиночке или вместе, чтобы воздать почести ему, – но по поводу изображений Просветлённого у них возникли разногласия.
Те, которые приходили поодиночке, говорили, что любое изваяние Будды может стать кумиром, которому будут поклоняться, будто это и есть Просветлённый. Не смешно ли, говорили они, кланяться каменному истукану и в нём искать защиты и покровительства? Нет, присутствие Просветлённого может быть выражено только символами, – такими как фигура лошади, знаменующая собой его самоотречение, дерево бодхи, символ его просветления, колесо, указывающее на первую проповедь Будды в Оленьем парке, и ступа – место, где он обрел вечный покой.
Те, которые приходили вместе, утверждали, что изображение Просветлённого должны быть и в камне, и на деревянных досках, и на стенах. Будда взял на себя страдания людей и указал им путь к спасению, – точно так же его последователи должны оказывать помощь людям в их поиске. Известно, однако, что благородные законы дхармы могут быть переданы от человека, уже вдохновлённого, к человеку, ещё не вдохновлённому, посредством благочестивого акта, – а что может быть более благочестивым, чем совместная молитва перед ликом Просветлённого?
Приходящие поодиночке и приходящие вместе никак не могли договориться между собой, – в результате, они стали отдельно рыть пещеры для поклонения Просветлённому: одни по левую сторону от пещеры, где он останавливался, другие – по правую. Пещеры, где поклонялись приходящие вместе, были украшены скульптурами и росписями на стенах, потолках и колоннах. Здесь была представлена вся жизнь Будды, наглядный пример для его учеников; здесь же в огромной пещере, чей свод уходил далеко ввысь, была большая скульптура Просветлённого. С умиротворённым лицом он сидел в позе созерцания, его правое плечо было обнажено, а тело покрывала простая накидка; вздымая руку в священном положении «абхайя мудра», он благословлял пришедших к нему. Царь Ашока тоже был изображён в этой пещере – на той же стене, возле которой стояла статуя Будды. Фрески показывали благочестивые деяния Ашоки, раздачу им милостыни, основание храмов и монастырей; на одной из них он останавливал охотника, собиравшегося убить оленя.
Раньше Ашока любил бывать в этих пещерах, но теперь не мог найти здесь уединения, – паломники, приходящие к Будде, неотступно следовали за царём и просили разрешить их споры. Дело доходило до серьёзных столкновений, об одном из них царю рассказал Питимбар, приехавший сюда за несколько дней до Ашоки.
– Ссора произошла из-за воды: есть ли в ней тайная сила и может ли вода очищать грехи. Одни говорили, что может, другие возражали, что нет, – говорил Питимбар. – Я хотел успокоить спорщиков, мне вспомнилась притча об очищении от грехов. Ты, конечно, слышал её?
– Нет, – ответил Ашока, – но, может быть, мы обойдёмся без неё? Сейчас не время для притч.
– Отчего же, разве мы куда-нибудь торопимся? – возразил Питимбар, – Если я не расскажу тебе притчу, мой рассказ потеряет всю свою соль, – а кому нужна безвкусная пища?
– Ох, – вздохнул Ашока, – рассказывай уже.
– «Каждые двенадцать лет на реке Ганг совершается обряд очищения от грехов. Один паломник, собираясь совершить священное омовение, зашёл к известному своей праведной жизнью мудрецу, чтобы получить от него благословение. Узнав, что тот собирается совершить обряд очищения, мудрец сказал:
– Ну что ж, прекрасно. Погрузись разок и за меня, ведь я не пойду, вода холодная. Ещё я боюсь: ведь так много людей сбрасывают свои грехи в Ганг, что входить в реку опасно – ко мне могут прилипнуть чьи-нибудь грехи.
Человек удивился:
– Вы шутите?
– Ты видел огромные деревья, которые стоят на берегу Ганга? – спросил мудрец.
– Да, – ответил паломник. – Двенадцать лет назад я совершал омовение и видел эти гигантские деревья.
– А знаешь, для чего они там растут? Я открою тебе их назначение. Ты совершаешь омовение, но грехи боятся не Ганга, они боятся холодной воды. Когда ты погружаешься, они выскакивают, садятся на деревья и поджидают, а когда ты выходишь, они прыгают на тебя; иногда бывает, что и какие-нибудь чужие грехи тоже прыгают на тебя. Они видят, что ты такой чистый, хороший – они достаточно мучили кого-то, а теперь хотят помучить тебя. Так что будь осторожен, проходя после омовения под этими деревьями.